Как известно, количество участников военного похода у черкесов могло быть значительным, достигая нескольких тысяч человек. Но все же предпочтение отдавалось небольшим отрядам от нескольких десятков до нескольких сот человек. В русской исторической литературе они обозначались термином «партия». Адыги называли такие отряды «гуп».
Обычно гуп - это отряд из 20-40 человек. Но гуп мог быть маленьким («гупжьей») - из нескольких человек и большим («гупышхуэ») - из ста и более человек. Предпочтение небольшим отрядам отдавалось ввиду следующих причин; их сбор занимал меньше времени; организация была проще; сбор такой партии было легче сохранить в тайне, в то время как о сборе большого войска противники узнавали заранее. Набеги небольших отрядов были эффективней, так как их было труднее обнаружить, а внезапность нападений и быстрота отхода делала их трудноуловимыми. В адыгском языке имеется несколько обозначений предводителя такой партии: «гупзешэ» - вожак партии («гуп» - партия, «зешэ»-водить); «пашэ» — предводитель («пэ» — вперед, «шэн» — вести); «тхьэмадэ» - старший. Если партия была больше ста человек, ее могли разделить на две части: авангард и арьергард. Авангардом и партией в целом командовал предводитель («пашэ»), а арьергардом его заместитель («кIашэ») . Если партия была меньше ста человек, то такого деления не делали. Обычно наездники выезжали в поход ночью. Походы подобных партий достаточно правдоподобно описал декабрист А. И. Якубович, служивший на Кавказе 20-е гг. XIX столетия. По его словам, это выглядело следующим образом. Впереди партии ехал предводитель, несколько человек по бокам, остальная партия дробилась на небольшие кучки и ехала произвольно. Разведывательные дозоры в таких небольших отрядах не высылались. Разведка и наблюдение целиком лежали на плечах предводителя. Предводитель «суетится, - то скачет вперед, приникнув к седлу или поднявшись на стремена, из-за кургана окидывает окрестность привычным глазом; вдруг палец приложит ко рту, и вся партия остановилась; укажет на землю, и с коней все спешат; махнет к себе, и вихрем скачут, не смея перевести дыхания...» . Если он замечал что-нибудь подозрительное, то спешась, полз на курган, с которого осматривал окрестности и, если замечал людей, метал вверх шапку, а сам скатывался с него. Эту хитрость употребляли с тем чтобы обмануть осторожность неприятеля, будто птица слетела . Ночью порядок похода изменялся: партия ехала вместе и никто не отставал от большой кучи из страха потеряться. Предводитель ехал в нескольких шагах впереди отряда со взведенным курком, не сводя глаз с ушей коня. «Ночью конь осторожней»,- говорят адыги (черкесы) (жэщым шыр нэхъ сакъщ). Если конь водил ушами, храпел - это предвещало опасность. Условные сигналы - глухой свист, подражание голосам птиц или диких животных - управляли движением партии ночью. Расторопность и сметливость предводителя были неимоверны: в самую темную ночь, когда небо покрыто облаками, партия редко удалялась от выбранного направления. Предводитель, заметив ветер, чувствовал малейшее его изменение, часто проверяя себя компасом. Зная, какие ветры дуют в данной местности в это время года, по ним определяли нужное направление . Черкесы различали несколько видов ветров: «Къуреижь» (ЮВ), «Бещтоужь» (СЗ), «Борэжь» (С), «Акъужь», «Ищхъэ-рэжь», «Салъкъын». В звездную ночь Полярная звезда («Ищхъэрэвагъуэ»). Большая Медведица («Вагъуэзэшибл») и Млечный Путь («Шыхулъагъуэ») были вожатыми предводителю; созвездие Лиры («Дей жыг вагъуэ») указывало ему часы; в случае же, когда компас разбивался или терялся, тогда первая кочка или муравейник («къэндзэгу») служили компасом: приложив руку, согретую за пазухой, к четырем сторонам возвышения, влажнейшею определяли север, и направление бралось с необыкновенной верностью. Одни только туманы иногда рассеивали партии и тогда, чтобы не растеряться, наездники огнивом выбивали искры, которые можно было видеть на большом пространстве . Места стоянки определялись заранее и, если наездники часто ездили по какой-либо дороге, то они останавливались всегда в одном специально выбранном для этого месте. Такие места назывались, по словам стариков, «зекIуэ хэщIапIэ». Во время стоянки или ночлега предводитель на тропинках и дорогах, ведущих к стоянке, выставлял дозорных, которые, по словам А. И. Якубовича, ночью, «приникнув ухом к земле, различают по гулу на большое пространство бег оленя или топота конского». Днем часть дозорных взбиралась на деревья и оттуда осматривала местность. Эти дозорные («жыгыщхьэрыс»), по словам Н. Дубровина, «по полету и крику птиц заключали довольно верно о том, что происходило в непроницаемой глубине леса; и этих примет было достаточно для того чтобы знать приближаются ли люди» . Когда партия располагалась в лощине, а окрестности не давали возможности скрыть дозорного, делалась защита из высокой травы, под прикрытием которой тот медленно полз на удобное место и, спрятавшись в траве, вел наблюдение . Когда наездники были уверены, что их убежища никто не обнаружит, они снимали с лошадей седла, а с себя оружие. Лошадей треножили и под присмотром одного-двух человек пускали пастись. Если в лесу находили небольшую поляну, огороженную чащею непроходимого терновника, тогда с помощью седельных топориков («уанэ джыдэ») прорубали в ней тропинку, куда загоняли лошадей. Вслед за этим тропу, как говорили черкесы «зашивали», втыкая обратно вырубленный терновник . При приближении к объекту нападения предпринимались особые меры предосторожности. Предводитель тщательно осматривал местность, проводил разведку, выяснял места расположения неприятельских постов, секретов, порядок их смены. Для этого он пользовался ночью всевозможными хитростями: покрикивал разными голосами лесных птиц или зверей, бросал в разные стороны камешки или небольшие комья грязи, скатывал с горы или холма крупные валуны, будто бы кабан или медведь сошел и, обратившись весь в слух, прислушивался, не пошевелится ли или не заговорит ли где-нибудь человек . Тщательная разведка проводилась при переправе через крупные реки. Большое значение придавалось моменту выхода на противоположный берег. Нередко предводитель до часа находился в воде в нескольких метрах от берега, тщательно вслушиваясь в темноту. Если он что-нибудь заподозрил, то группа возвращалась или искала другое место переправы. На противоположном берегу иногда выделялся отряд для маскировки следов или даже имитации якобы уже обратного движения. Применялись «старые» следы, показывающие, что группа побывала здесь несколько дней назад. На своем берегу черкесы часто оставляли небольшую группу прикрытия, в задачу которой входила огневая поддержка возвращавшихся товарищей и раскладка костров, указывающих место перехода . На разведку уходило иногда несколько дней. Если хотели напасть на какое-нибудь село, отогнать лошадей или захватить пленных, то в течение дня, укрывшись, наблюдали: в каком месте удобнее сделать нападение, когда пастухи ложатся спать, а крестьяне возвращаются с полевых работ и т. д. Днем никогда не нападали, а только с наступлением сумерек, с тем, чтобы использовать ночь для отхода. При похищении скота или отгоне лошадей применялись различные хитрости. Одну из них описывает французский автор XVII в. Ж. Б. Тавернье: «Когда они хотят угнать у кого-нибудь скотину, то для того, чтобы стерегущие стадо собаки не залаяли и не привлекли этим внимание пастухов, они берут с собой бычачьи рога, наполненные вареной требухой, нарезанной мелким кусочками: обычно стада имеют не менее 8 или 10 сторожевых собак и 2 или 3 пастуха. Они выслеживают время, когда пастухи засыпают, и как только собаки начинают лаять, они бросают каждой из них по одному рогу, который собака схватывает и уносит подальше от стада, чтобы съесть содержимое. Труд, который приходится применять, с одной стороны, чтобы вытащить требуху, плотно набитую в рог, а с другой - боязнь, что другая собака отымет у них добычу, заставляют их забыть, что надо лаять. В то время как уставшие за день пастухи погружены в глубокий сон, воры делают свое дело и угоняют из стада то, что хотят» . Для угона табунов лошадей выделялось несколько всадников. Их функция, как нам сообщил Сасык Тахсин (1934 г. р. сел. Кырк-Пынар, Турция), обозначалась адыгским термином «шыщ I эш» . Один наездник, называемый «шыху гъуазэ» (вожак гона лошадей), подъезжал к табуну с одной стороны . В это время другие наездники подъезжали к табуну с противоположной стороны и делали несколько выстрелов. Поднятый табун стремглав летел за вожаком («шыху гъуазэ»), имевшим сноровку сразу попасть на заранее выбранное место переправы . После нападения и захвата добычи гуп разделялся на две части. Одна сопровождала захваченную добычу, другая же, состоящая из лучших наездников, прикрывала их отход. При отходе старались до рассвета достичь какого-нибудь леса, балки или оврага. Так как нападение происходило ночью, подвергшиеся ему не знали точно численности нападавших. Используя этот фактор, наездники путем разных хитростей часто обманывали погоню. Одна из них, называемая «шутка лисицы с волком», описана в рассказе А. Г. Кешева «Абреки». Суть ее заключалась в следующем. Наездники, находившиеся в арьергарде, отъезжали на определенное расстояние от основной группы, сопровождающей добычу. Затем они, как будто нечаянно, высыпали из оврага или леса в поле и, будто бы заметив и испугавшись неприятеля, начинали бегство по ложному следу. Пока неприятель, увлекшись погоней, преследовал их, основная группа с добычей уходила в другом направлении. Часто наездники выделяли несколько групп, увлекавших погоню по ложному следу в разных направлениях . Наездники, прикрывавшие отход, применяли различные тактические и индивидуальные приемы. Один из них описан В. Швецовым, который сообщает: «... когда же расстояние, увлекшихся преследованием, будет соответствовать их умыслу, в это время разбросанная партия по команде, в одно мгновение оборачивается лицом к преследователям, занесшимся без всякой осторожности, и, сплачиваясь в несколько частей, дружно и с ловкостью нападает на слабых и гонит в беспорядке до главной нашей колонны» .Другой военный прием, часто применявшийся черкесами, назывался «шу кIапсэ» («шу» - всадник, «кIапсэ» - веревка). Этот прием, упоминаемый еще в нартском эпосе, заключался в следующем. Наездники бросались в разные стороны, увлекая каждый за собой группу преследователей. Так как нет одинаково резвых и выносливых лошадей в процессе преследования неприятельские всадники растягивались один за другим в цепочку. В этот момент преследуемый резко оборачивался, бросался им навстречу и орудуя шашкой, расправлялся с ними по одному .При уходе от погони наездниками также использовались приемы джигитовки. Например, всадник, оставив одну ногу в стремени, свешивался через бок лошади (допустим, справа), имитируя, что он убит. Когда преследователь догонял его с левой стороны, он неожиданно поднимался и стрелял в него. Другой, достаточно сложный, прием описан англичанином Э. Спенсером: «Например,- писал он,- черкесский воин спрыгивает со своего седла на землю, бросает кинжал в грудь лошади врага, снова прыгает на седло; затем становится прямо, ударяет своего противника ... и все это в то время как его лошадь продолжает полный галоп» . Для таких военных походов, с использованием тактики внезапных нападений и быстрых отходов, были необходимы специально подготовленные лошади. Высокие качества черкесской конницы, как справедливо отмечал В. X . Вилинбахов, в значительной степени зависели от породы и прекрасной выучки лошадей .Выведенная черкесами порода лошадей, известная как «кабардинская», удачно сочетала в себе выносливость и резвость. Такие лошади идеально подходили для военных походов. Специально подготовленные лошади, способные преодолевать большие расстояния за короткое время, назывались «зек I уэш» - «походная лошадь». Русский офицер Ф. Ф. Торнау рассказывал случай, когда кабардинские князья «братья Карамурзины с десятью товарищами переправились через Кубань около Прочного Окопа, в длинную осеннюю ночь проскакали за Ставрополь к селению Донскому, на Тегиле, и к рассвету очутились за Кубанью близ Невиномысской станицы, сделав в продолжение четырнадцати часов более ста шестидесяти верст» . После того как партия отрывалась от погони, в лесу, в глухом безопасном месте, возле источника делался первый привал. Бивуак черкесов, возвращающихся из набега, описан автором XIX в.: «Группа измученных дорогою пленных,- писал он,- в числе которых взрослые мужчины были связаны, сидела окруженная кострами; женщины, захваченные без детей, рыдали, утешаемые на непонятном языке караульными, те же, у которых были дети, скрепя сердце утешали и успокаивали плачущих детей. Рогатый скот и лошади, оцепленные также караулом, теснились в кутку поляны, лишенные, в видах сохранения здоровья, воды и корму. Возле прочих костров лежали на бурках раненые черкесы, раны которых уже были перевязаны, далее в неосвященном месте бивуака, под деревьями, на сучьях которых повешено было оружие, лежали трупы убитых черкесов, завернутые в бурки и тщательно увязанные; их окружали товарищи-одноаульцы. По прибытии всей партии дзепши (предводитель), обезопасив бивуак секретами, отдавал лошадь, снимал оружие и шел к убитым - почтить их славную смерть поклонением. Посидев возле каждого трупа несколько минут с поникшей головой, он уходил опечаленным. После него то же благоговейное поклонение мертвым делалось и другими наездниками всей партии. Самым оживленным местом бивуака было то, где зарезанная во имя Аллаха скотина, едва выдержавшая перегон, раздавалась приходящим» Обед во время привала готовился самыми молодыми наездниками. Если котелок («лъэгъупцIыкIу») маленький, то готовили в несколько приемов. Доли раскладывались на листья лопуха и разносились по порядку, начиная с самого старшего. Пленным тоже подносили по куску .Черкесский конный отряд - «гуп»
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Подписаться