
"Один ребенок в семье оценивался, как вообще отсутствие детей (ТIур зы, зыр уимыIэ пэлъытэ — Двое, что один, один — считай, совсем нет; Къуэ закъуэрэ нэ закъуэрэ — Один сын, что один глаз). В литературе отмечается, что «брак заключается в расчете на большое потомство и продолжение рода. Полагается иметь как минимум 3 детей… В качестве идеального количества детей от одного брака называются семь и девять. В их числе должно быть непременно двое сыновей. Наличие одного сына воспринималось как нежелательная тенденция к сужению патрилинейности» [1, с. 28].
К появлению детей мужского и женского пола относились по-разному, ценность мальчиков была несравнимо больше, чем девочек. Сын связывался с продолжением рода, фамилии, наследованием власти и имущества. Помощи в болезни, несчастье, старости обычно ожидали от сыновей. «Привитие дочери соответствующих навыков претворяли в жизнь общественное предписание, в котором расчет на действенную помощь себе занимал второстепенное место» [2, с. 27]. Взгляд на нее определялся соображениями о том, что она является временным членом семьи (пхъур хамэ, пхъур хамэ бын — дочь чужая, дочь — чужой ребенок), который после замужества навсегда покинет родительский дом".